Мартыненко, Оксана. Серж Лифарь: танцующий бог из Киева
| 
| 
Мартыненко, Оксана. Серж Лифарь: танцующий бог из Киева [Текст] // Караван историй. Украина. – 2019. – № 4. – С. 114–126 : фот.
https://issuu.com/karavan.istoriy.ukraina/docs/karavan_web__1_?e=37009811/69050769
https://issuu.com/karavan.istoriy.ukraina/docs/karavan_web__1_?e=37009811/69050769
Серж Лифарь: танцующий бог из Киева
«Почему за окном снег?» — Серж недоумевал. Последнее время он постоянно терял ощущение времени, раз за разом проваливаясь в беспамятство. По все же не может быть, что зима наступила так скоро. Он уверен, еще вчера был апрель. Мягкий теплый апрель в Швейцарии. Молодая зеленая поросль распускалась на глазах, грелась на солнце и завладевала любым свободным кусочком земли. Апрель — его любимый месяц. Его день рождения. Присутствовала вся семья. Мама улыбалась, называла «любимым Сереженькой», кисточки от вышиванки приятно щекотали лицо, когда она наклонялась поцеловать сына в лоб. Отец был показательно суров, но смешливые бесята в глазах не оставляли сомнения — он рад встрече.
Братья и сестренка смеялись рядом. Самый лучший день рождения в его жизни..
- Серж? Серж, как ты? прохладная рука нежно прошлась по щеке и поправила сбитое одеяло. - Кто - это?
- Это я, Лилиан, твоя Лилиан? - тихий, любящий и успокаивающий голос понемногу возвращает в реальность.
- Их здесь нет? Они все умерли, правда? - Серж приподнимается на постели, чтобы взглянуть в глаза обеспокоенной подруге. - Мне привиделось. Сейчас что, декабрь? А я все думаю об апреле и воображаемой встрече, которой никогда не было.
- Они все равно рядом, как и я. Всегда, - Лилиан присела на край кровати. - Расскажи мне о них. Знаю, ты много раз говорил, но я хочу снова послушать.
Серж не мог отказать Лилиан, за ее спиной - теперь он ясно видел - толпились призраки прошлого, такие же жадные до внимания.
А ему всегда было что рассказать.
Воспоминания о детстве были самые трепетные, овеянные любовью и теплом. Первые годы жизни прошли не в людном Киеве, а в зеленом пригороде - Пирогово. Отец, Михаил, служил помощником лесника Трипольско- Витянского лесничества. Несведущим лесник представляется угрюмым мужчиной, который дальше ближайшей сосны мира не видит, а вершиной мечтаний считает винно-водочный магазин. Но в начале XX столетия в Киеве и окрестностях должность лесника или его помощника была чиновничьей. Скромная, не особо эффектная, но все же бумажная работа в департаменте водного и лесного хозяйства. Физическим трудом занимались нанятые рабочие.
Воспоминания Сержа о детстве были овеяны теплом. Первые годы его жизни прошли в пригороде Киева - Пирогово.
Дохода от государственной службы Михаилу и его жене Софье хватало и на жизнь и на воспитание четверых детей: кроме Сереженьки были старшие, Василий и Евгения, и младший, Леонид. Денежных трудностей семья не испытывала еще и потому, что отец Сергея получил за женой солидное приданое. Ее отец владел приличным куском земли, а еще торговал солью, которая во все времена была в цене.
Отец подобных денежных роскошей не мог предложить, зато недостаток материальных богатств с лихвой компенсировался богатой родословной. Свою историю Лифари - Лихвари вели от запорожских козаков. У деда в архиве можно было найти немало старинных грамот, которыми награждали его предков. Да и сам старик был очарован историей Украины и всегда с гордостью рассказывал внукам о былых временах.
На первый взгляд, союз Михаила и Софии был типичным браком по расчету: генеалогия встречается с ценными ассигнациями. Но супруги искренне любили друг друга, а еще больше - своих детей.
Для Сержа далекое время жизни за городом всегда было окутано той прозрачной, щемящей нежной дымкой, которая и спустя годы поддерживала и дарила успокоение.
София родила всех детей легко и быстро. Погодки, а значит, вечные друзья но играм. Родительская усадьба располагала к дурачествам. Больше всего дети обожали прятаться в oгромном саду от растерянной прислуги и выдумывать новые каверзы. От родителей вечером, конечно, получали на орехи, но никто и никогда не поднимал на детей руку. Максимум - ласково пожурить и уменьшить долю сладкого к чаю.
Для Сержа отец навсегда остался человеком, ценившим порядок, но никогда не переступавшим границу, за которой начиналась домашняя тирания. «Он уважал нас, своих детей, хотя мы были несмышленышами, которым подавай только озорство. Не помню, чтобы он повышал на нас голос. Всегда общался на равных, пытался объяснить и понять. И принять», - вспоминал Лифарь.
Сережа считал себя отцовским любимчиком. Но искренней, взаимной и отчаянной любовью ребенок платил только матери. Однажды по каким-то причинам, которых Лифарь и сам уже не мог вспомнить, семья уехала в отпуск без него. Единственное, что взволновало дитя: «Мама меня бросила?»
Тогда еще маленький, Сережа не думал, что однажды ему с родителями придется расстаться навсегда. Их разделят границы, власть и, в конце концов, самая беспощадная сила смерть...
Дети росли, жизнь за городом для семьи Лифарь становилась неактуальной. Михаил с Софией мечтали дать отпрыскам самое лучшее образование, а для этого надо было обосноваться в столице. Квартира в доме напротив университетского ботсада подошла идеально.
Первым постигать премудрости в настоящей школе, а не с домашними учителями отправился старший, Василий. Родители думали, что у них есть несколько лет передышки, чтобы подготовить остальных детей, однако Серж взбунтовался почти сразу. Ему вечно не сиделось на месте, хотелось быть в эпицентре событий. И он тоже хотел - безо всяких но - учиться вместе с братом. Благодаря связям шестилетнего мальчика взяли на обучение. Но Сергей искренне старался. Его желание учиться оказалось не мимолетной прихотью. Все внеклассное время он проводил за книжками, а в школе его не раз называли самым лучшим и способным учеником.
За несколькими классами младшей школы последовала престижная Александровская гимназия. Туда Сереженька попал опять-таки но личной просьбе родителей - юный возраст все еще требовал отдельного прошения. Ознакомившись с уровнем развития ребенка, попечитель гимназии постановил: «Я разрешаю означенный возраст Девять лет четыре месяца двадцать пять дней не считать препятствием для обучения». Хотя обычно в первый класс гимназии принимали лет с одиннадцати.
Для воспитания своих многочисленных отпрысков родители не жалели ни сил, ни денег. Дети должны быть всесторонне развиты - точка. Когда Сережа проявил способности к пению, его немедля отдали в церковный хор при Софии Киевской, благо церковь была неподалеку. К тому времени семья перебралась в доходный дом на Ирининской, который принадлежал маминому отцу. Одновременно с пением талантливого ребенка отравили в музыкальную школу обучаться игре на скрипке. А вот танцы родители не жаловали, искренне полагая театр чем-то средним между борделем и кабаком. Впрочем, в то время Сергей о танцах и не задумывался. Больше всего он хотел стать учащимся Первого кадетского корпуса в Санкт-Петербурге - шикарная униформа, героический вид, идеальная выправка и тысячи восхищенных взглядов окружающих.
А потом началась Первая мировая. Александровскую гимназию эвакуировали, а в ее помещении устроили госпиталь, как и во многих других киевских публичных учреждениях. Сергей перешел в Восьмую киевскую гимназию, а здание бывшей школы навещал вместе с родными - помогать раненым. Во время войны цветущий город превратился в один сплошной госпиталь. Каждый помогал как мог, и все мечтали об одном: лишь бы война побыстрее закончилась.
Никто даже не предполагал, что вслед за войной придет новая беда - красный террор. Для маленького Сергея все это было странно и непонятно. В детской голове все смешалось в одну кучу. То он порывался на европейский фронт - в его-тo тринадцать. То мечтал записаться в Красную Армию, то к белогвардейцам. И борьбу за украинскую независимость тоже не следовало сбрасывай, со счетов. У страны появился призрачный, но шанс стать самостоятельной. Что не могло не радовать его деда по отцу.
Сергей приходил снова и снова, умоляя Нижинскую учить его балету.
В конце концов та сдалась
В конце концов та сдалась
В метаниях между разными берегами он не сразу заметил, что жизнь его изменилась. Семья перешла в режим жесткой экономии. Дом, в котором они жили, больше им не принадлежал, но квартиру за ними оставили. Советская власть по-началу действовала мягко, стараясь заполучить в свои ряды как можно больше поклонников. Однако витающее в воздухе напряжение сулило мало хорошего. Впрочем, школы не закрывали и детей не трогали. Это было главным.
Сергей учился много и упорно, ни чего другого ему не оставалось. Иногда родители заводили с ним разговор о том, чтобы он с братьями и сестрой продолжили обучение за границей. Сергей лишь пожимал плечами: « Мам, пап, все наладится, вот увидите». Себе ли он врал или успокаивал родителей - никогда так и не понял до конца.
Душевное смятение не оставалось незамеченным для его однокашников. Друзья всегда ценили Сергея за добрый нрав, видеть его подавленным было невыносимо. И однажды предложили развлечься - сходить вечерком поглазеть на девочек из танцевальной студии.
Несмотря на неприятие благонравной части общества, танцевальные студии в Киеве существовали в немалом количестве. И не бедствовали, меценатов всегда было в избытке. «Школа движения» Нижинской была одной из самых знаменитых в городе. Семья Нижинских переехала в Киев из Варшавы много лег назад. Талантливые танцовщики балета, они в избытке передали свой дар детям. Вацлав Нижинский уже несколько лет блистал в Париже, в «Русских сезонах» Дягилева, а младшая, Броня, не менее одаренная преподавала в балетной школе.
Занятия в студии были открытыми. То есть любой желающий мог придти на репетицию и полюбоваться учениками. Студенты этим с удовольствием пользовались, чтобы поглазеть на красивых танцовщиц.
Для Лифаря балет стал откровением. Танец-полет, творение не человека, а бога. Никогда до итого момента юноша не видел ничего подобного: «Я забивался в угол комнаты, мое сердце неистово колотилось, я ощущал небывалый восторг. Ученики мадам Нижинской танцевали Шопена и Шумана, и я открывал прекрасную гармонию между музыкой и их телами, обожествленными ритмом. Музыка вдохновляла танец и находила в нем свой завершающий венец. Танец - любовь овладевал моей жизнью».
Через несколько дней Серж на сэкономленные деньги купил балетные туфли и заявился к Брониславе проситься в ученики.
Она наотрез отказалась.
Вы слишком стары для занятий танцами, безапелляционно заявила она мальчишке. И, будем откровенны, двигаетесь с грациозностью бревна.
- Но я готов учиться, я буду тренироваться десять, - нет! - двадцать часов в день! - с жаром отвечал ей Серж. - Умоляю, дайте мне шанс.
- Из этого ничего не выйдет, - Нижинская была непреклонна.
Ей не нравился этот юноша. И ей категорически не хотелось возиться с безнадежным, по ее мнению, материалом.
Однако Сергей не отступал. Он приходил снова и снова, умоляя смилостивиться над ним. В конце концов Бронислава сдалась и позволила стать вольным слушателем в студии. Но официально своим учеником так и не признала.
Для Сергея наступили месяцы изнурительных тренировок. Все свободное время он проводил в студии. Нижинская его ни разу не похвалила, наоборот, высмеивала малейшую ошибку. А меньше чем через полгода объявила ученикам, что закрывает школу и уезжает в Париж. В самом начале 20-х еще можно было вполне законно сбежать за гpaницу. Балерина не преминула воспользоваться возможностъю. Там ее уже ждали брат и приглашение в труппу Дягилева.
Отчаяние накрыло Лифаря с головой. Нижинская его не жаловала, но все же учила. А без наставника ему никогда не достичь тех высот, о которых он мечтал И все же... В пустой студии день он тренировался до изнеможения. Повторяя уже заученные и изобретая свои собственные, новые движения. « Я начинал открывать для себя такие понятия, как порыв души, дыхание и физическое движение тела, которые дают три четко различимых ритмических рисунка».
Серж тренировался в зале и дома,
днем и ночью. И однажды услышал
от Дягилева заветное: «Я в тебя верю!»
Спустя год одному из студентов Брониславы пришло извещение, что мадам Нижинская с согласия Сергея Дягилева приглашает пятерых лучших учеников в Париж, в «Русские сезоны». Найти деньги на проезд и перебраться через уже закрытую границу они должны самостоятельно. Многих подобные условия испугали. Но не Лифаря. Формально он не был учеником балерины, но разве это причина, если мечта зовет?
Родители Сергея выгребли все деньги, чтобы оплатить помощь контрабандиста, который сможет переправить сына в Европу. Они по прежнему не одобряли увлечение балетом, но советская власть пугала их больше.
Увы, до Польши добраться так и не удалось. На подходах к границе их схватили. Все попытки убедить или подкупить солдат провалились. Он был интеллигенцией, а значит, по умолчанию считался врагом народа. Для устрашения Лифаря посадили в товарный вагон с тифозными больными. Куда везли, он понятия не имел. На четвертые сутки мучений каким-то чудом удалось приоткрыть дверь вагона и спрыгнуть на ходу.
Испуганный и обессиленный, Сергей вернулся домой. Где его уже поджидал вызов в ЧК. Впрочем, на допросе его ожидали не пытки, как было с его дедом Василием несколько лет назад. Но предложенное оказалось ничем не лучше.
« Хотите в Париж? Без проблем. Мы дадим вам официальное разрешение на выезд. В обмен на маленькую услугу...» Многие аристократы и видные политики бежали от новоявленных Советов за границу. Большинство из них осело именною в Париже. Иметь там информатора, который будет вхож в любое общество, редкая удача. Чрезвычайный комитет не собирался ее упускать. Сергей отказался - никогда бы не смог стать доносчиком. Удивительно, но ему удалось выйти живым. Но легально уехать он уже не смог бы никогда. А то, когда за ним снова придут, уже окончательно, вопрос, возможно, не месяцев, а дней. Он должен был уехать, обязан. Семье пришлось продать все ценное из того малого, что еще оставалось. С учетом инфляции сумма, которую пришлось заплатить, за побег, составила почти пятьдесят миллионов рублей. Но это того стоило. Вторая попытка привела Сергея в Варшаву. Через месяц он добрался и до Парижа.
И Нижинская, и Дягилев встретили Лифаря холодно и с нескрываемым разочарованием. Бронислава обещала Дягилеву, что приедут лучшие ее ученики, а не эта нахальная бездарность. Да и великий антрепренер не видел в исхудавшем - кожа да кости - малолетке ничего, что могло бы поразить и публику и его лично.
Сергею (теперь на французский манер его называли Сержем) пришлось заново доказывать, что он чего-то стоит. Он тренировался, тренировался и снова тренировался и в тесном зале, и дома. Даже ночью, пока весь город спал, выходил на крохотную террасу и повторял движения. И однажды услышал от Дягилева заветные слова: «Ты будеш хорошим танцором, Я в тебя верю!»
С этого времени Дягилев взял Сержа под свое крыло, намереваясь вырастить гениального танцовщика. Лифарь ездил по всей Европе, обучаясь у лучших хореографов того времени.
Все это время Дягилев находился рядом. Поначалу Серж видел в нем исключительно наставника и друга, но чем далыше, тем сильнее проникался иными чувствами. В среде танцоров бисексуальность не была чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому склонности именитого импресарио мало кого волновали.
До этого самой яркой любовью Сергея Дягилева был Вацлав Нижинский, тот самый старший брат Брониславы, Его фаворит, его премьер, его все и вся... пока тот в тайне ото всех не женился на венгерской аристократке Ромоле Пульской. Для Дягилева внезапный брак возлюбленного был страшным ударом. И после череды мимолетных романов Лифарь стал для него тихой гаванью, в которой он наконец-то обрел покой.
Сергей обожал Своего учителя и любовника. Дятлов дал ему уверенность в себе и лучшие роли. Их объединила близость не только физическая, но и духовная. «И в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас...»
Последние годы Дягилев страдал от сахарного диабета. Инсулин только проходил испытания. Единственное, что могла предложить тогдашняя медицина, - специальную диету и регулярный отдых. Совсем не в духе именитого агента, который вечно занят, постоянно на ногах, в поездках и делах и совершенно не следит за собой. Наплевательское отношение вскоре дало о себе знать. В августе 1929-го сталоо совсем худо. На фоне болезни началось заражение крови.
Для юноши начался персональный ад. Он дневал и ночевал возле постели друга и возлюбленного. Но ничего поделать не мог. Лишь немного облегчить страдания своим присутствием и поддержкой.
Смерть Дягилева в одночасье уничтожила все им созданное. Труппа «Русских балетов» рассеялась по всему миру. Серж остался один в Париже. Двадцатипятилетний юноша был один против всего мира. Он почти отчаялся и опустился бы на самое дно, если бы не два события.
История бегства Леонида Лифаря была почти шпионской: через Иран, с помощью британской разведки
Парижская Гранд-опера переживала не лучшие времена. Руководство постоянное находилось и поиске новых танцовщиков, которые могли бы вернуть театру былое величие. И Лифарю предложили небольшой ангажемент. Опера готовилась отмечать столетие со смерти Бетховина, выбор для постановки пал на аллегорический балет «Творение Прометея». Ни на что особо не надеясь, начальство по настоянию Лифаря доверило тому не только главную роль, но и общую хореографию. Все равно хуже не будет.
Избалованная публика тоже не ожидала от балета ничего сверхъестественного. Элита Парижа ходила в Гранд - опера исключительно для того, чтобы не прослыть невеждами, понятия не имеющими о классике и хорошем вкусе.
Никто не думал, что в постановку Сергей сможет вдохнуть новую, иную жизнь. Но ему удалось. Ему Прометей дарил надежду не только в балете. Он сошел со сцены н предложил шанс самой Гранд - опера. Публика рукоплескала, директор после премьеры едва ли не на коленях умолял его стать художественным руководителем и балетмейстером всего театра.
Лифарь не мог отказаться, да и не хотел. Танцевать, подниматься над собой и бороться с земным притяжением только ради этого он жил и дышал. Воссоединение с семьей стало второй причиной, по которой непозволительно впадать в меланхолию.
С помощью многочисленных взяток и обширных знакомств удалось вытащить из Советского Союза старшего брата Василия. Сестра Женечка вышла замуж за иностранца и тоже смогла уехать во Францию.
Cepгей мечтал, что вслед за ними приедет и младший, Леонид, с родителями. Но дня этого необходимо еще больше средств. Он был первым, кто приходил в театр, и последним, кто его покидал.
Казалось, что все наладится. Но только казалось. Пока Лифарь блистал на парижской сцене, в Советах ситуация ухудшалась. Леонид стал летчиком-истребителем, хотя непосредственное начальство ему не доверяло. На него завели отдельное дело, по пятам ходили стукачи. Но военное звание и хороший послужной список пока спасали и самого Леню, и родителей от более радикальных мер.
Братья обменивались многочисленными письмами через тайных посредников, без личных имен, адресов и любой другой конкретики. Все понимали: неверный шаг может привести к катастрофе.
История бегства Леонида оказалась воистину шпионской. Через Иран. С помощью британской и французской разведки. Сергей был счастлив обнять брата и показать ему жизнь в Париже. Без страха, без оглядки на тени, что вечно рядом: «Ты в безопасности, мы снова вместе. И родители скоро будут рядом».
Здесь Лифарь ошибался. Его обожаемая мама не пережила голодомор 33-го. Письмо от отца, пройдя через несколько рук и чудом нашедшее адресата, было полно горечи потери. На в восьмеро сложенном листе дешевой, рыхлой бумаги неровным почерком Михаил Лифарь сообщал о смерти Софии и предостерегал детей от попыток его вызволить из советской кабалы. Он не мог покинуть любимую супругу, оставить ее в одиночестве покоиться на байковом. Когда-нибудь он ляжет рядом, и они снова будут вместе. Сейчас самое главное, что их дети в безопасности, у них есть будущее. Он гордился ими, и покойная София с того света смотрела на них с не меньшей любовью и восхищением. Если бы они только знали, через что их сыну придется пройти.
Сергей слишком хорошо помнил тот день, когда объявили, что Франция полностью оккупирована фашистской Германией. На каждом шагу в Париже реяли флаги со свастикой. Кто мог - сбежал, а он - нет. По-новому, нацистскому закону немцы могли занять любое брошенное госздание. Это означало, что любимую Гранд - опера, если она не будет функционировать, постигнет печальная участь в качестве очередного немецкого штаба.
Свободное время Лифарь проводил
c друзьями - Кокто, Дали, Шагалом
и Пикассо. Парижский бомонд!
и Пикассо. Парижский бомонд!
Лифарь принял самое сложное в своей жизни решение: театр будет работать! Большая часть группы была отослана на длительные гастроли, но самые отчаянные, как и он сам, остались.
На сцене ставили Вагнера и любые произведения, которые не попадали под статус запрещенных. Львиную долю доходов от билетов тратили на помощь французскому Сопротивлению и беглецам из Европы.
Опера уцелела, однако после Второй мировой пришлось бежать уже Лифарю. Злопыхатели записали Сергея в коллаборационисты, а некоторые и вовсе утверждали, что воочию видели, как он якшался с Гитлером и проводил ему экскурсию по театру.
Через несколько лет все обвинения сняли, а генерал де Голль лично предложил танцовщику французское гражданство. «Франция - мой второй дом, но родина - Украина», - Сергей отказался.
До конца жизни Лифарь прожил с так называемым нансеновским паспортом. Его выдавали беженцам сначала из Российской империи, а потом и из других стран. Большинство из них потом получали официальное гражданство в той стране, которую выбирали для жизни. Но только не Лифарь. Отказавшись от предложения де Голля не манерничал, не набивал себе цену.
Украина была не просто удобными отговорками. Серж ненавидел советскую власть та все, что она сделала с его семьей, но никогда не скрывал, что хочет вернуться.
Не раз подавалась заявка на участие в балетных фестивалях в Советском Союзе. И всякий раз за ней следовали сухие слова отказа. Однажды завернули прямо в аэропорту. Вся труппа Гранд-опера погрузилась в самолет и улетела на гастрити в Москву, кроме него. Сергей не сдавался, верил, что однажды случится чудо.
В ожидании удачного момента он не прекращал работу. Постановки в Гранд-опера шли с огромным успехом. Студенты дрались за возможность попасть на лекции по истории и теории, которые вел Лифарь.
На окружение тоже грех жаловаться. Свободное время он проводил с друзьями Жаном Кокто, Сальвадором Дали, Марком Шагалом и Пабло Пикассо. Лучшие люди парижского бомонда. Отдельной графой шли его отношения с Коко Шанель. Их связывало общее прошлое. Они оба были у постели Дягилева в момент его смерти. Шанель даже оплатила похороны импресарио, поскольку у Сергея в тот момент не было ни гроша за душой. Да и потом, в сложные минуты жизни, не раз поддерживала танцора материально. Как и Лифарь, Коко в послевоенные годы травили за якобы коллаборационизм, на время вынудив покинуть Францию.
Воспоминания объединяли Лифаря и Шанель, давно превратившись в трепетную, нежную связь. «Он всегда меня смешит. То, что многие мужчины уже забыли, как делать. Когда он видел, что я грустна, он начинал рассказывать кучу дурацких историй о своем детстве». Пожалуй, для великой Мадемуазель Лифарь был самым близким, он заменил ей семью. Хотя они никогда не были любовниками. В завещании Коко настаивала, чтобы возле ее могилы оставили пустое место для дражайшего друга Сержа, когда продет его время. Так бы и случилось если бы у Шанель не было серьезной соперницы, графини Лилиан Алефельдт.
С Лилиан танцор познакомился в непростое для себя время. Он вкладывал душу в балет, трудился не покладая рук над новыми постановками, а его чем дальше, тем меньше ценили. Руководство Гранд-опера все чаще отчитывало его, будто он несмышленый мальчишка, а не всемирно признанный гений танца. На его месте хотели видеть кого-то более молодого и ретивого. Неладно шли дела и в тех его балетах, которые ставили на других сценах. Каждый считал что может невозбранно делать с творениями Лифаря все что угодно.
Однажды он повздорил с Жоржем Куевасом, владельцем балетной компании. Импресарио самоволыно внес изменения в «Сюиту в белом» - лучший балет Лифаря, это выбесило танцора. Серж вызвал де Куеваса на дуэль. Поступок необдуманный, но в момент отчаяния и жизненных трудностей Лифарь терял способность рассуждать здраво. Во Франции еще с XVII века дуэли находились вне закона, место поединка держали в строжайшем секрете. Но те, кто присутствовал на поле боя, затем рассказывали, что это была самая сентиментальная дуэль из всех возможных. Обменявшись несколькими ударами, соперники наконец вняли гласу разума и увещеваниям друзей, обнялись, разрыдались и немедленно пришли к согласию.
Если бы со всеми можно было договориться так просто. Из театра Лифаря все же выгнали. Цель жизни потерялась. Да, он мог преподавать. Но что это в сравнении с возможностью создавать.
Лифарь говорил Лилиан, что хочет
оставить свое наследие Украине.
И часть архива уехала на родину
Лилиан Алефельдт стала его ангелом-хранителем, прилетевшим на зов в трудную минуту. Познакомила их Матильда Кшесинская, бывшая прима - балерина императорского театра, бывшая любовница Николая II, а нынче супруга великого князя Андрея Владимировича Романова.
Графиня Лилиан после развода со своим аристократичным супругом ни в чем себе не отказывала: содержание от бывшего мужа позволяло. Если денег не хватало, всегда находился богатый любовник, готовый оплатить счета и прихоти. В свои сорок с хвостиком она едва ли выглядела на тридцать, а чувствовала себя и того моложе. Легкая в общении, но с острым, проницательным умом, женщина покоряла каждого, кто встречался на ее пути. Жизнь экзотической бабочки, которая вечно летит на самый яркий свет. Встреча с Сержем Лифарем изменила ее.
Для Лили Сергей был очередным экзотическим трофеем в череде возлюбленных. Талантливый, но сломленный, обаятельный, но беспомощный. Он искал надежное плечо, в которое можно уткнуться. Лилиан нравилось играть в игру «добрый гений для отчаявшихся». Она не заметила, как притворство переросло в настоящую любовь. Серж называл ее « мой белокурый, голубоглазый ангел» - она стала им для него. Всегда рядом, всегда готовая прийти на помощь, Лилиан не просила взамен ничего. Статус официальной жены - ей плевать на условности, достаточно скромного слова «спутница».
Благодаря Алефельдт Серж смог пережить уход из театра и найти в жизни другие радости - написание книги, к своему удивлению, рисование.
В 1969-м Лифарю и Лилиан наконец - то удалось приехать в Советский Союз. Отставного танцора пригласили почетным гостем на Первый международный фестиваль молодых артистов балета.
В Москве за ними тенью следовали сопровождающие. Ни для кого не являлась секретом их принадлежность к КГБ. Каким-то чудом Сержу с супругой удалось сбежать из-под бдительного надзора и выехать в Киев. Всего на один день.
В эту поездку он вместил всю свою тоску по городу: « Даже прекрасный, блестящий Париж не смог заставить меня, киевлянина, забыть мой широкий, величавый Днепр». Ходил - и не мог насмотреться на старые зеленые улочки, по которым бегал ребенком, на дом возле Софийской площади - последнее место жительства, откуда oн уехал в новую жизнь. Гимназию, в которой учился, и здание, в котором находилась когда-то школа Нижинской. Байковое кладбище- - запущенное, никому не нужное. С трудом нашем могилы родителей. «Лилиан, думаешь, они простили меня за то, что я уехал и не вернулся?» - грустно спросил Серж у жены. « Думаю, они рады, что ты не потерял себя. Они хотели для тебя самого лучшего».
Он словно чувствовал, что второго шанса навестить родителей не будет, поэтому забрал с собой по горсточке земли с могил. Так и случилось. Серж с Лилиан еще несколько раз приезжали в Москву на фестивали. Но Киев оказался запретной зоной. Приставленные надзиратели из спецслужб больше не выпускали пару из виду.
В последние годы, уже зная, что пожирающий его рак никак не победить, он постоянно говорил Лилиан, что хочет оставить свое наследие Украине - письма, книги, фотографии родителей. Любимая женщина исполнила просьбу, и большая часть архива уехала на родину.
А на его могильном памятнике навсегда высечена надпись: «Серж Лифарь из Киева»...
Oксана Мартыненко
Пошук
Життя району
